Добрые сказки

Жила-была девочка Тася. Она, как и все девочки, любила папу с мамой, шоколад и куклу Барби. Не любила она манную кашу, овсянку и уборку в квартире. А еще любила она слушать сказки. И в этом ей очень повезло. Повезло потому, что ее дедушка был сказочником. Да-да, настоящим сказочником. Бывают дедушки-продавцы, бывают инженеры, летчики, а вот у Таси дедушка сочинял сказки.

Он придумывал сказки и спорил со своими сказочными героями. А помогал ему в этом деле кот Баюн, который сидел на письменном столе, перелистывал когтистой лапой книги и говорил дедушке: «Опять Вы, маэстро, не досмотрели — Снеговик сбежал. Он в интернете подружку ищет. Если прикажете, я его мигом верну».

Однажды для Таси дедушка придумал стихи про зверей, которых в природе не существует. Уж очень Тасе хотелось дружить с «приколь­ными», как она говорила, зверюшками. Вот эти звери: Лошарик, Медвежутка, Хихишка, Капитошка, Мурысенок и Кот-Баюн.

Да-да, попал сюда и Кот-Баюн. Понятное дело. Разве в природе существуют говорящие и поющие коты? Лошарика, конечно же, придумал не дедушка, но ведь стихов раньше про Лошарика никто не писал. Так что все было по-честному. Придуманные звери Тасе понравились. Она поселила их среди своих игрушек и познакомила с куклой Барби. Правда, Барби разговаривать с ними не захотела, только носик сморщила. «Это ничего, — подумала Тася, — привыкнет». Зверей дед придумал Тасе в декабре, перед самым Новым годом. Вот тут-то и приключилась эта история.

Вечером 31 декабря, когда мама уже поцеловала Тасю на ночь, укрыла теплым одеялом и ушла к гостям, а Тася, прежде чем уснуть, принялась рассматривать узоры на коврике, кто-то сказал ей на ушко: «Не спи. Я расскажу тебе что-то очень важное». Она закрыла глаза, но не уснула. А когда мама с папой погасили свет везде, кроме гостиной, где стояла елка, она открыла глаза и удивилась: в комнате было совсем светло от лунного света. За окном кружились и сверкали снежинки, словно маленькими фонариками освещая все вокруг. На кровати рядом с ней сидел странный мохнатый зверек и щурил большие желтые глаза, которые казались еще больше из-за очков.

«Я узнала тебя. Ты — Медвежутка!» — закричала Тася.

«Тише-тише. Ты же всех разбудишь, — ответил Медвежутка, — я должен открыть тебе важную тайну. Ты же знаешь, что в нашем городе есть Тихвинская площадь. Когда-то давным-давно на Тихвинской площади проводились ярмарки. Там были хлебные, молочные, мясные и рыбные ряды. Торговали и мехами, и китайскими товарами, и сахаром. А там, где торгуют такими товарами, всегда в изобилии водятся крысы. Днем в торговых рядах столы ломились от блинов, расстегаев с омулями, сигом и ленком. Купцы нахваливали свой товар. А ночью в торговых рядах хозяйничали крысы. И стало казаться крысам, что люди им только мешают. Королева крыс Крысильда задумала выгнать людей из города и построить на этом месте королевство крыс. Но в городе случился большой пожар, который уничтожил торговые ряды. Крысам пришлось уйти под землю.

Прошло время. На месте торговых рядов стали проводить парады. Построили красивые здания, а крысы так и остались под землей. Но в последнее время в праздники жители нашего города собираются на Тихвинской площади. Опять на площади торгуют блинами, пирогами и другой вкуснятиной. И крысы, почувствовав запахи, вспомнили о старых планах.

В этом году ожидается ночь волшебного полнолуния. Такая ночь бывает один раз в двести лет. 31 декабря, в последнюю ночь года, крысы могут выйти на поверхность и нарушить ход времени. Сделать это они смогут, если добудут ключи от подземной галереи, пройдут по подземным переходам до главной новогодней елки города. Если крысы украдут елку до полуночи, нарушится ход времени, Новый год никогда не наступит, и крысы завладеют нашим городом.

— А где хранятся эти ключи? — спросила Тася.

— О! Это самый большой секрет. Даже тебе я сейчас не могу сказать это. А вдруг нас подслушивают? — ответил Медвежутка. — Но мы должны помешать крысам.- Кто это мы?

-Твои друзья — придуманные звери.

— Эй, ребята, — позвал Медвежутка. Тася увидела, как к ее кровати подходят зверюшки: Капитошка, переливающийся всеми цветами радуги и похожий на пузырек закипающей воды; круглый, весь в веснушках, с улыбкой от уха до уха Хихишка; Лошарик — маленькая лошадка на круглых ногах и Мурысенок — пушистый котенок, почему-то цвета морской волны.

— Меня-у-у забыли, — незаметно подкрался Кот-Баюн. — Меня-у-у. Крысы всегда были моими врагами.

— Ну что же, все в сборе. Пора выходить, — сказал Медвежутка. Тася уже надела теплые сапожки и куртку и вдруг воскликнула: «А как же мы пойдем?

Посмотрите, какая метель на улице».

— Ничего. Я об этом позабочусь, — отозвался Лошарик. Все они вышли на улицу. Ветер, словно издеваясь над дружной кампанией, грозно завыл и стал бросать в них комьями снега. Холодные мокрые снежинки били зверюшек и Тасю по лицу, не давали смотреть и норовили унести легких Капитошку и Хихишку.

— Да! Так мы далеко не уйдем, — пробормотал Медвежутка.

— А далеко нам идти? — спросила Тася.

— Далеко. Мы сейчас на улице Партизанской, а нам нужно попасть в центр города в художественный музей, — закрываясь от ветра, проговорил Медвежутка.

— 3-з-зачем? — простучал зубами Мурысенок.

— Расскажу по дороге. Сейчас некогда. Лошарик, ты обещал что-то придумать.

— А вот! — И Лошарик показал на игрушечную тележку, которую захватил из дома.

— Ура! Какой ты молодец! — закричали все, рассаживаясь в тележке. Тася даже не поняла, как она, такая большая, уместилась в тележке рядом с Медвежуткой, Хихишкой и Капитошкой. Лошарик сказал: «Иго-го». И они поехали.

Как только зверюшки вышли на улицу, кукла Барби выбралась из своего роскошного дома, подбежала к игрушечному телефону набрала три шестерки: шесть, шесть, шесть. «Ваше величество! — прошептала она. — Они отправились за ключами. Нет. Нет. Медвежутка не сказал, где они спрятаны. Что? Я не могу следить за ними. Я не одета, а на улице метель. А на чем я поеду? Ну ладно, ну ладно, Ваше величество, хорошо, я полечу. Только помните, вы обещали мне «Мерседес» и новое платье. Одеваюсь».

Барби оделась и вышла на балкон, где, уцепившись за бельевую веревку, раскачивалась вниз головой большая ушастая летучая мышь. «Опять

раскачивалась вниз головой большая ушастая летучая мышь. «Опять

разбудили. Ни сна, ни отдыха даже зимой, — бубнила она. — Ну что стоишь, красавица? Королева не любит ждать. Устраивайся, и полетели. Через минуту летучая мышь с Барби на спине скрылась в пелене метели.

В это время Лошарик тащил по снегу тележку со своими друзьями. Вначале ему было легко катить тележку с горки к центру города. Он весело бежал вниз, а рядом поблескивали трамвайные рельсы. Но в районе центрального рынка понадобилось перебраться через трамвайные пути. Первый ряд звери с Тасей преодолели легко. А потом застряли. Круглые ноги Лошарика скользили, и он никак не мог перекатить тележку через рельсы. Вдали послышался грохот трамвая. «Всем из тележки! — закричал Медвежутка. — Раз, два взяли!». Зверюшки дружно навалились на тележку, пытаясь сдвинуть ее с места. Капитошка напрягся, запыхтел-запыхтел, вдруг громко сказал: «Пых!» — и лопнул, разбрызгивая себя маленькими капельками. Тася испугалась и подумала: все. Пропал Капитошка. В это время тележка, наконец, перекатилась через рельсы, а Капитошка снова собрался в один большой пузырь. «Ха-ха-ха! Хи-хи-хи!» — залился смехом Хихишка.

— Ну ты даешь, братишка! Я так не умею. А ты, Мурысь, умеешь?

— Вот еше, не мурысячье это дело — на капельки рассыпаться, — сказал Мурысенок.

В это время рядом с ними остановился трамвай. «Идея! — закричал Медвежутка. — Садимся в трамвай и едем до улицы Горького. Там до художественного музея рукой подать».

Незамеченные никем, зверюшки вместе с Тасей запрыгнули в трамвай и притаились под сиденьем.

— Мяу, не нравится мне все это. — промяукал Кот-Баюн. — Зачем нам художественный музей, может, расскажешь, Медвежутка?

— Потерпите, сейчас приедем, и я все расскажу.

Рядом с ними топтались чьи-то ноги, обутые в меховые ботинки, сапоги, унты. Кот-Баюн и Мурысенок поминутно принюхивались и фыркали в усы. Им не нравился запах мокрой кожи и меха. Хихишка еле сдерживался, чтобы не рассмеяться Ему нравилось это приключение. Лошарик отдыхал, а Тася и Капитошка молчали, разглядывая гуляющие мимо них сапоги. Только Капитошка время от времени надувался, потом тихонько говорил: «Пых» и становился меньше ростом. Так они и ехали. Наконец кондуктор объявил: «Улица Горького». Все заторопились к выходу.

— Теперь можно рассказать, куда и зачем мы торопимся, — сказал Медвежутка, когда вся кампания оказалась среди сугробов на улице Горького. Прямо перед ними сверкало огнями гирлянд и новогодней рекламы здание гастронома «Амурские ворота». — Мы торопимся в художественный музей потому, что там находится картина «Заструненный волк».

— А что такое «заструненный?» — пискнул Мурысенок.

— Заструненный — это значит связанный, — важно сказал Медвежутка. — У волка на картине связаны не только лапы, но и пасть. А пасть ему связали, чтобы он никому не смог рассказать очень важную тайну. Этот волк знает, где находится ключ к подземной галерее, ведущей к главной елке города. Рано или поздно крысы все равно узнают о волке. И тогда они будут пытать его, заставят рассказать все, что он знает. А уж пытать крысы умеют. Мы должны опередить крыс.

Медвежутка остановился, очистил задние лапы от снега, поправил очки, и они зашагали дальше.

А в это время летучая мышь с Барби на спине методично совершала облет всех улиц города. Они искали наших зверушек и Тасю. Ветер на мгновение стих, и сквозь падающий снег стало возможно рассмотреть освещенные новогодними гирляндами улицы.

— Вот они! — крикнула Барби. — Я вижу яркие мячики, из которых сделан Лошарик. А вот и Тася. Фи! Она стала такой же маленькой, как и я. Скорее снижайся и сбрось меня прямо на снег, вон у того столба.

— Понял. Выполняю, — как заправский пилот, сказала летучая мышь и сбросила Барби в снег.

Медвежутка вел свое маленькое войско к художественному музею. Уже оставалось преодолеть по глубокому снегу совсем немного, когда Тася воскликнула: «Что это там в снегу? Неужели наша Барби!? Как она попала сюда?». «Мда-а-а, — пропел Кот-Баюн. — Это Барби».

— Барби! — Тася наклонилась над куклой. — Барби, — еще раз позвала она. Но Барби не отвечала.

— Неужели она замерзла? — сказал Мурысенок, и звери дружно стали тереть Барби щеки, руки и ноги. Мурысенок и Кот-Баюн согревали ее своей теплой шерсткой.

— Ап-чхи, — вдруг сказала Барби и открыла глаза. — Осторожней, осторожней, я ведь не деревянная. Вы порвете платье.

— Ну вот, пых, пых, — сказал Капитошка. — Узнаю нашу куколку — ни здравствуйте, ни спасибо.

— Как ты сюда попала, Барби? — перебила его Тася.

— Вы же меня бросили. Я хотела Вам помочь, и отправилась следом. А тут метель, снег и я заблудилась.

— Ну ладно. Еще один член команды нам не помешает, — сказал Медвежутка. И они двинулись дальше. Когда маленькое войско подошло к решетчатым воротам музея, Хихишка засмеялся: «Ха-ха-ха! Я сейчас умру со смеху. А ворота — закрыты! Ха-ха-ха!».

— Я Вас не пони-мяу. — проворчал Кот-Баюн. — А мы с Мурысенком на что? Он, хоть и дефективный, но все же кот.

— Это кто дефективный? — возмутился Мурысенок.

— Да ладно. Я пошутил. Подумаешь, кот цвета морской волны. Кот должен быть как я — усатым-полосатым.

— Не ссорьтесь, мальчики. Мы такое важное дело делаем, а вы ссоритесь, — сказала Тася и подергала решетку ворот. — Да… Закрыто. Так что ты придумал, Баюн?

— А вот что, — пропел Баюн и вскарабкался на ограду. — А ну-ка, Мурысь!

Мурысь подпрыгнул и зацепился когтями за верхний край решетки.

— Помоги же, чего смотришь? — крикнул он Баюну. — Пони-мяу, пони-мяу, маловат ты еще ростом. Ну молодец, допрыгнул.

Потом все по очереди становились на спину Лошарику, а Кот-Баюн их втаскивал на решетку ворот. Тася влезла сама. А Лошарика втянули все вместе.

— Ну вот, одну преграду миновали. Впереди еще входная дверь и вахтер баба Дуся. — сказал Медвежутка.

— И откуда ты все знаешь? — вздохнула Тася.

— Секрет фирмы, хи-хи-хи, — захихикал Хихишка, — а фирма знаешь, как называется? «Лысый одуванчик». Ха-ха-ха, хи-хи-хи. Лысый, как наш Капитоша, — закатился он.

— Ну, хватит смеяться, — прикрикнул на друга Медвежутка. — Давайте думать, как войти в музей.

— Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! Смешите меня, смешите, я знаю, что делать, — залился опять хохотом Хихишка. И тогда все стали смеяться, глядя, как корчится от хохота Хихишка. — А Хихишка хохотал все сильнее и сильнее. Он даже упал на снег и, дрыгая тоненькими ножками, просто умирал от хохота. — Ха-ха-ха, ха-ха-ха, — и все увидели, как от хохота он стал совсем плоским. — Ух-ха-ха! Ой, не могу! Проталкивайте меня под дверь, — еле выговорил он. — Ха-ха-ха!

Все дружно стали проталкивать плоского Хихишку в щель под дверью. Еще мгновенье — и Хихишка оказался внутри здания.

— Оп-ля-ля! Хи-хи, — и дверь открылась.

— А теперь, Кот-Баюн, — приступай к работе по специальности. — Медвежутка подтолкнул кота к двери. — Ты должен усыпить бабу Дусю.

— Пони-мяу, — промурлыкал Баюн и, мягко ступая, подрагивая хвостом, направился в вестибюль музея.

Притаившиеся звери и Тася услышали, как замурлыкал и запел Баюн.

— Скорее закройте уши, — прошептал Медвежутка. — А то мы все уснем.

Несколько минут ожидания — и появился, усмехаясь в усы, Кот-Баюн: «Все в порядке. Пошли».

В полной тишине поднялись они на второй этаж. «Где-то здесь эта картина», — сказал Медвежутка. Они шли, разглядывая картины в поблескивающих золотом рамах. Слева в большие окна падал свет уличных фонарей. От этого колеблющегося света картины казались совсем живыми.

— Вот она, — воскликнул Медвежутка. Все остановились. На картине был изображен связанный волк, неподалеку стояла группа довольных охотников. Сильный лохматый зверь скалил зубы и с ненавистью смотрел на охотников, отнявших у него свободу.

— Лошарик, подойди поближе. Мурысь и Баюн, прыгайте ему на спину, — скомандовал Медвежутка. — Так, а сейчас Баюн будет петь, усыпляя охотников, а Мурысь тем временем перегрызет веревки и освободит волка. Тася! Помоги им.

Тася помогла котам влезть на спину Лошарику, а Баюн запел. Мурысь принялся за работу. Хихишка и Капитошка, зажав уши, с уважением поглядывали на Мурысенка, который, фыркая и отплевываясь, грыз веревку. Только Барби равнодушно смотрела в сторону. Казалось, ее совершенно не интересовало происходящее. Когда веревка, связывающая пасть, была перегрызена, Волк сказал: «Спасибо малыш. Ты славно потрудился. Я не останусь в долгу. Он мгновенно перекусил веревки, связывающие лапы и спрыгнул на пол.

—Чем обязан Вашему вниманию, господа? — произнес Волк, потягиваясь и разминая лапы. — Ох! Как хорошо чувствовать себя свободным. Итак, я — Тамбовский Волк к Вашим услугам. Мы, волки, несмотря на все легенды, представляющие нас жестокими и злыми, — благородные звери. Мы умеем держать свое слово и быть благодарными. Да! Мы хищники, но мы никогда не убиваем для развлечения, как это иногда делают люди.

— Что, девочка! Ты разочарована? Наверное, думала, что я заколдованный принц, как это бывает в сказках. Но это совсем другая история. А сейчас — вот Вам моя лапа. Я сделаю для вас все, что могу.

И все по очереди пожали мохнатую волчью лапу. Даже Барби, морща носик, с опаской притронулась к ней.

— Дело в том, — начал Медвежутка, — что сегодня — ночь волшебного полнолуния, которое бывает один раз в двести лет.

— Мне ведомо это, — кивнул головой Волк. — И я знаю, что крысы ищут ключ от подземной галереи, чтобы украсть главную новогоднюю елку города, нарушить ход времени и захватить город. Но им это не удастся.

— Мы знаем, — продолжил Медвежутка, — что тайна ключа известна Вам.

— Да, но никто не знает, что сделать, чтобы помешать королеве Крысильде и ее народу выйти на поверхность, — нахмурился Волк. — И все же я предлагаю отправиться за ключом. Что бы ни было, сегодня ночью Крысильда со своими воинами попытается выйти на поверхность. Мы будем защищать выход из подземелья и не выпустим крыс в город. За мной!

И все отправились в путь. Когда дружное войско вышло из музея, Тася вдруг увидела, что Барби нет.

— Кто видел Барби? — спросила она.

— Хи-хи… отстала по своим девчачьим делам, — хихикнул Хихишка.

— Мурысь, сбегай, посмотри, — попросил Медвежутка.

Через минуту Мурысь вернулся с перепутанной Барби.

— В темноте я отстала и заблудилась, — хныкала она.

Никто, конечно же, не знал, что Барби задержалась, чтобы позвонить Крысильде и предупредить ее, что вот-вот узнает, где ключ от подземной галереи.

— Куда мы направляемся теперь? — спросил Медвежутка.

Волк медленно обвел всех желтыми глазами, словно сомневаясь, стоит ли говорить. А потом промолвил: «Совсем недалеко от художественного музея, на улице Российской, есть антикварная лавка господина Ларского. В этой лавке на продажу выставлен самурайский меч. Он-то и есть разгадка нашей тайны».

— Хо-хо! Вот это да! — захохотал Хихишка, — никто бы не догадался.

— А откуда в нашем городе самурайский меч? — спросила Тася.

— О! Это простая, вовсе не сказочная история, — проговорил Волк. — Когда-то давно у восточных берегов нашей страны потерпел крушение японский корабль. Но нескольким морякам удалось спастись. Среди них был самурай по имени Юки-сан. Поскольку это были первые японцы, попавшие в Россию, их повезли в Петербург — столицу Российской империи. Путь их лежал через наш город. Нашему самураю так понравилось здесь, что он решил остаться. Женился, нарожал детишек, а старшему сыну завещал свой самурайский меч. Так меч и передавался из поколения в поколение. Со временем потомки самурая стали называться Юкисановы и живут они сегодня прямо над гастрономом «Амурские ворота».

Нынешний Юкисанов не стал хранить меч, а решил променять родовую память и честь на деньги. Вот он и сдал меч в антикварную лавку на продажу. Это, конечно же, недостойный поступок, но мало кто сегодня дорожит родовой честью.

Стало тихо. Только поскрипывал снег под ногами и лапами.

— А как же мы пройдем внутрь? — задумчиво произнес Медвежутка, когда они остановились у дверей лавки.

— Положитесь на меня, — мяукнул Баюн и юркнул в какую-то щель в заборе. Через несколько минут он повел друзей вниз по ступенькам.

— А вот и меч, — произнес Волк, останавливаясь у стенда с оружием. Осторожно снял его со стены, нажал что-то на рукоятке меча и на пол, звякнув, выпал небольшой серебристый ключ.

Никто даже не успел ничего сообразить. Барби быстро схватила ключ, отбежала от друзей подальше и закричала в мобильный телефон: «Ваше Величество, ключ у меня!».

И тут же в комнате появились три громадные крысы, вооруженные кривыми саблями — ятаганами.

— Ха! Они думали — нас можно перехитрить, — сказал старший из воинов. — Прочь отсюда, мелюзга. Где этот ключ?

И тут шерсть на загривке Волка встала дыбом. Он глухо зарычал и сделал шаг вперед. В это время Капитошка запыхтел, запыхтел, подпрыгнул и с громким криком — «Пых» — лопнул перед глазами Барби. Она схватилась руками за глаза, в которые попали брызги, и выронила ключ.

Хихишка с Медвежуткой подхватили ключ и потащили его под шкаф.

— Тася! Прячься! — крикнул Баюн и следом за Волком бросился на крыс. Но помощь уже не понадобилась. Волк, лихо орудуя мечом, уже разделался с крысами.

— Вперед, малыши! — сказал он, открывая дверь в подвал. Барби исчезла, а зверюшки вереницей потянулись вниз по ступенькам. Впереди шел Волк, за

ним Кот-Баюн с Мурысем, следом —Тася с Медвежуткой, Хихишкой и даже Капитошка, собравшийся снова в большой пузырь.

— Все шли молча, под впечатлением от случившегося.

— Ну как Барби могла это сделать, — сказала Тася. — Я ее так любила и так заботилась о ней!

— Ты ее любила, а она любила себя и свои наряды, — буркнул Медвежутка.

— М-м-м… предательница! — мяукнул Мурысенок.

— Стойте! — послышался голос Волка. — Кажется, пришли. Вот эта дверь.

Они стояли перед железной, покрытой ржавчиной и паутиной, дверью. Тася поднесла ключ к замочной скважине, но не успела вставить его. Послышался скрип, скрежет и все услышали голос: «Осторожно, двери не открываются! Сначала загадка — потом отгадка… Сначала загадка — потом отгадка…».

Металлический голос умолк.

— Какая еще загадка? — воскликнула Тася.

Снова раздался скрежет и металлический голос сказал: «Слушайте загадку. Зимой и летом одним цветом».

— Ура! — закричали зверюшки, — Это и мы знаем. Елка! Елка!

— Ответ правильный, но не полный, — проскрипел голос, — прошу второй вариант ответа.

— Все замерли. Загадка оказалась не такой уж легкой.

Хихишка подергал Тасю за рукав куртки: «А что ты не любишь есть на завтрак?»

— Манную кашу…

— Ура! Манная каша зимой и летом одним цветом.

— Ответ правильный, — проскрипела дверь. — Можете воспользоваться ключом.

Тася вставила ключ, повернула его и дверь, на удивление, легко открылась.

В подземной галерее было темно, и только вдалеке перемещались то вправо, то влево два желто-зеленых огонька.

— Вот мы и пришли, — сказал Волк. — Из подземного королевства крыс есть два выхода. Один мы только сейчас открыли. Второй выход находится под Тихвинской площадью. Он ведет прямо к фонтану, рядом с которым зимой устанавливают главную городскую елку. Ключ от обоих выходов один. Он у нас. Крысы об этом знают. Значит, их войско постарается прорваться здесь. Здесь мы их и встретим. Славная это будет битва…

В это время желто-зеленые огоньки быстро приближались, и на свет вдруг вышел серый лобастый волк. Некоторое время оба волка молча смотрели друг на друга. Наконец пришелец сказал: «Здравствуй брат». «Здравствуй, брат! — ответил Тамбовский Волк. — Что ты здесь делаешь?»

— Я охраняю королевство крыс. Много лет назад я присягнул на верность Крысильде. А мы, волки, всегда верны своему слову. Поэтому предупреждаю Вас. Еще один шаг — и я должен буду всех убить. Слышите шум? Это спешит сюда Крысильда со своим войском. Если Вы освободите дорогу, то будете жить. Я не трону Вас.

Все прислушались. Откуда-то снизу донесся глухой гул. Это шли крысы.

— Я понимаю тебя, брат, но я дал слово помочь моим друзьям уничтожить королевство Крысильды. Нам придется драться.

— Да, придется. Мне жаль, — ответил Лобастый.

Все замерли. А волки, разойдясь, стали скрести задними лапами пол и рычать. Казалось, они исполняют друг перед другом какой-то танец. И вдруг Лобастый серой молнией метнулся к Тамбовцу, схватил его зубами за горло. А потом они сплелись в один тугой серый комок, который катался по полу, рычал, визжал и хрипло лаял. Когда клубок распался, все увидели, что Лобастый лежит на земле, истекая кровью, а Тамбовский Волк стоит над ним. — Брат!… — прошептал Лобастый,.— Я ведь хорошо дрался? Да?

— Да! Ты достойный противник, — прохрипел Тамбовский Волк. Лобастый облегченно вздохнул и прошептал: «Прежде чем умереть, я открою тебе, как победить Крысильду. Нужно отнять у нее корону. Лучше с головой».

Лобастый дернулся, запрокинул голову и испустил дух.

Тамбовский Волк отряхнулся, поднял голову вверх и запел, завыл. Он пел, наверное, о своей волчьей стае, о свободной охоте в зеленых лесах. Этой песней он провожал своего брата в иной мир.

Шум из подземелья становился все громче. Волк, закончив петь, повернулся к друзьям и сказал: «А теперь готовьтесь к битве. Каждый вооружается, как может. С минуты на минуту крысы будут здесь.

Но не успел Волк проговорить это, как показалось крысиное войско. Его вела сама Крысильда. Она была в платье из золотой парчи с короной на голове.

— Стойте! — воскликнул Волк. — Дальше никто из Вас не пройдет. Мы будем драться с Вами. Пока мы живы, крысы в город не пройдут. — Все замерли.

Маленькая армия Таси застыла в ожидании. Вдруг вперед выбежал Хихишка и, покатываясь со смеху, показал пальцем на Крысильду: «Ха-ха-ха! Неужели это королева? Хи-хи-хи! Она же никогда не стригла свои грязные когти! Ой, умора! Посмотрите на этот голый розовый хвост. Ха-ха-ха!»

Воины Крысильды сначала робко, а потом все смелее стали хмыкать и хихикать. Кто-то уже открыто показывал пальцем на ее грязные лапы, засаленное, все в пятнах, парчовое платье. И, наконец, все войско стало

дружно хохотать.

— Хо-хо-хо-хо! Ха-ха-ха-ха! — заливались хохотом воины-крысы.

— Смешная королева — уже не королева. — произнес Волк. — Молодец, малыш!

А Хихишка продолжал смешить крыс.

Крысильда растерялась. Вначале она побледнела. Из черно-серой она стала светло-серой. Потом она стала краснеть от ярости и окрасилась в бурый цвет.

— Ах ты, мерзкий желтый звереныш! Немедленно прекрати хохотать!

Но все хохотали громче и громче. Некоторые крысы просто катались по полу, дрыгая лапами от смеха, и не могли остановиться.

— Ах, так?! — крикнула Крысильда, выхватила у ближайшего воина кривую саблю и бросилась на Хихишку. Но Волк, который внимательно следил за происходящим, сделал неуловимое движение мечом, и Крысильдина корона покатилась по полу. Ее тут же схватила Тася.

Раздался хрустальный протяжный звон. Крысы исчезли. Подземную галерею залил свет. Откуда-то потянуло морозным ветром, снегом и запахом хвои.

— Королевству крыс пришел конец, — сказал Волк. — Они никогда не будут мешать этому городу. Я выполнил свой долг и ухожу.

— Спасибо тебе. Спасибо! — Тася обняла мохнатого друга. В ответ Волк лизнул ее в нос, ласково погладил каждого зверька, повернулся и, не спеша, затрусил наверх.

А наша дружная компания отправилась на поверхность через выход у фонтана. Они выбрались наверх у самой елки. Вокруг елки веселился народ, в небе разноцветными огоньками расцветал фейерверк. Тася, размахнувшись, забросила корону Крысильды на елочную ветку рядом с бумажным клоуном.

— Пусть эта корона станет просто елочной игрушкой, — сказал Медвежутка, — а нам всем пора домой…

— Тася, пора вставать. Тасенок!

Тася открыла глаза и увидела маму. Было совсем светло. Вкусно пахло пирогами и мандаринами. Она побежала к игрушкам. Барби сидела на своем месте и, как всегда, улыбалась. Придуманных зверей не было. Да это и понятно. Их же никогда в природе не существовало. Тася посмотрела в окно на улицу Партизанскую, по которой они шли ночью, но нигде не было видно следов. Верно, их замело снегом.

Наступил Новый Год!

Маленькие читатели нашего сайта уже знакомы с добрыми сказками иркутской писательницы Светланы Волковой, в которых встречались с Дедом Полешко. Надеемся, что и новые зимние истории этого автора придутся вам по душе.

СТАРЕНЬКИЕ ВАЛЕНКИ

Пришел из рощи на протоку Евсейка, серый заяц. Ведро в прорубь опустил, воду набирает. Сбежались собаки со всей Проточной, окружили Евсейку:

— Разорвем тебя в клочья!

Услыхала лай, выбежала Тайка, распахнула калитку:

— Беги сюда!

Евсейка — заяц прыткий, швырнул собакам ведро, а сам к Тайке в дом. Собаки под окнами лают, ведром гремят. Дрожит Евсейка.

— Чего ты боишься?

— Боюсь за зайчат. Найдут собаки по следу березовую рощу, отыщут зайчат в моей сторожке.

Надела Тайка шубейку, валенки надела. На улицу вышла, заскрипели валенки по снегу:

Скрипы-скрип-скрипалики…

Мы старенькие валенки.

Старенькие, латаные

На пятках — заплатки.

Снег, снег белый,

Упади с неба,

Засыпь, снег, дорожку

в зайкину сторожку.

Упал снег белый на землю с неба, засыпал дорожку в зайкину сторожку. А Евсейка все вздыхает:

— Ой, горе! Ой, лихо! Заждались меня дома зайчата с зайчихой. Как домой побегу по новому снегу? Догонят собаки по свежему следу.

Тайка валенки сняла:

— Ты не унывай. Тебе впору мои валенки? Вот и надевай.

Обулся Евсейка:

— Собью собак с толку. И лису обману, и самого волка.

Убежал он в рощу, в свою сторожку.

Утром вышла Тайка открывать окошки, а без валенок нельзя, снег глубокий в палисаднике. И вдруг слышит за углом: скрипы-скрип-скрипалики… Идут домой, торопятся серенькие валенки. Рада им Тайка, старым да латаным. С горы катается, снег гребет лопатой. На крыльце их обмела, на ночь к печке поставила. Утром проснулась — валенок нет на скамейке. Опять убежали к зайцу Евсейке. Он в них по воду ходит и просто так, и не боится волков и собак.

Так старые валенки всю зиму и жили. С утра и до вечера — Тайке, а ночью Евсейке служили.

Встретит Тайка валенки утром на крылечке:

— Шли ночью по морозу, а теплые, как с печки! Не выстуживаются, не вынашиваются, к Евсейке в рощу убегают и не спрашиваются. Все теплее, все теплее старенькие валенки. Там, где ступят, — на земле темные проталинки. Напились из них воды петухи да курицы. Нету снега, нету снега на Проточной улице!

— Рано как весна пришла! — люди дивятся.

Серые валенки в чулане пылятся, новой зимы ждут. Рад Евсейка-заяц, можно ходить босым. Волк, собаки и лиса — все остались с носом!

ТРАМВАЙ «САРАФАНОВКА — РЫНОК»

Пришли к Деду Морозу ночью цыгане, коней увели, сани украли и даже игрушки из мешка прихватили. Горюет Дед над пустым мешком:

— Коней нет — не беда, пошел бы пешком. Да зачем я нужен ребятам без игрушек?

Ждут на Проточной Деда Мороза. Слушают вечером: не скрипят ли полозья, не едут ли сани. Не дождались. Уговорились: пойдем за Дедом сами. А куда идти — того никто не знает. Судили, рядили, гадали и разошлись по домам.

Тайка решила: пойду одна. И пошла наугад. Сначала бежала вприпрыжку, потом пинала ледышку. Не до ледышки скоро стало. Далеко ушла от дома, устала. Все ниже дома, на улицах тише, на окраину вышла. Стемнело уже, огоньки мигают. Бредет, дороги не разбирая. А снег кругом — непролазный. Залезла в сугроб и увязла.

— Не найти, видно, Деда Мороза. Надо домой идти быстро.

Вдруг в темноте — синие искры. Вдруг — тук да тук перестук. Видит — трамвай. Откуда он тут?

Снег на трамвайной крыше лежит сугробом пухлым, а под крышей в завитках причудливые буквы: «Сарафановка — Рынок». Прочитала Тайка и рот открыла: «Разве есть такой на свете?» И трамвай прозвенел:

— Не всякий меня встретит. В Сарафановский лес отвезет «Сарафановка — Рынок». Там кипрей и лисохвост аж до сосен вымахали. Из травы чертополоха черти варят кашу. А в болоте комары камаринского пляшут! Там в летние лунные ночи в Сарафановке-речке русалки свои сарафаны полощут.

— А где живет Дед Мороз ты, трамвай, не знаешь?

— Как не знать. На улице Зимней. Садись, подвезу.

Тайка села, и покатили. Сарафановку по мосту переехали — вот и улица Зимняя, сугробы до крыш, березы в инее. Где сугробы всех выше, всех выше береза, ворота всех шире — тот дом Деда Мороза. Тайка постучала, Дед вышел в сени.

— Я, дедушка, за тобой. Поедем.

— Эх, дочка, зачем я вам нужен такой? Погляди-ка в мешок, он пустой. Был доверху полон, а теперь-то пусто. Накрываю я им кадушку с капустой. И коней у меня цыгане украли.

— Собирайся, дедушка, поедем на трамвае. Нам без тебя и праздник не в праздник.

Кряхтит Дед Мороз, в трамвай залезает. Едут. Тайка в окошко глядит — не видно ни зги. Сарафановский лес вдруг стал стеной. Меж сосен — цыганские костры. А у костров не цыгане. У костров — игрушки. Солдатики, куклы, мишки плюшевые. Увидали Деда Мороза. Куклы — в слезы:

— Нас цыганки таскали за косы. В лохмотьях водили. Мы жизни не рады!

— Полезайте скорее в мешок — опять будете нарядными.

Плюшевые мишки глядят исподлобья:

— Мы били в бубны. Нас плеткой хлестали больно.

— Идите скорее ко мне. Снова станете добрыми.

У солдатиков вид унылый:

— Мы запачкали свои мундиры. Нас цыгане костры разжигать заставляли, сапоги им чистить. Мы все в ваксе и саже. Как такими людям покажемся?

— Ничего. Полезайте в мешок. Снова станете чистыми.

Залезли игрушки в мешок. Трамвай помчался в город. Тайка слышит — топот! Тайка видит — погоня. Заплясали впереди цыганские черные кони. У цыган — медвежьи шубы, на них шапки лисьи… Дед Мороз нахмурился. Вышел — да как свистнет! Снег посыпался с сосен. Сорвало шапки лисьи. В лес они метнулись рыжими лисицами. Медвежатами за ними — медвежьи рукавицы. Встали кони на дыбы. Цыган взяла оторопь.

— Хватит, дедушка, брось, — Тайка просит.

Как ударит Дед Мороз палкой оземь!

— Ты мне, Тайка, не перечь!

Шубы у цыган соскочили с плеч и вперевалку в лес медведями. Зуб на зуб у цыган не попадает, повернули они коней — и в табор, что в конях силы было.

…Всю ночь колесил «Сарафановка — Рынок». По Подгорной и Горной, Набережной и Напольной. Дед Мороз стучал в ставни палкой, доставал из мешка и дарил подарки. Тем, кто спал, прятал под подушки. Под утро осталась в мешке лишь скорлупа от орех.

Дед Мороз спохватился:

— Ни одной игрушки. Как на грех! Что же я подарю Тайке? Ведь осталась она у меня без подарка.

Стал рыться в мешке — яркое что-то заметил. Мешок вытряхнул — вылетел разноцветный билетик. Трамвай прозвенел:

— Это тебе. Тайка. Достань билет, когда прокатиться захочешь. «Сарафановка — Рынок» сразу приедет: и утром, и днем, и средь ночи.

Взяла Тайка билет, спрятала в варежку. Трамвай прозвенел:

— А куда ты сейчас поехать желаешь?

Тайка сладко зевнула:

— Домой хочу, спать.

Отвезли Деда Мороза домой, и поехал трамвай на Проточную.

Выпучили глаза кошки на окошках. Воробьи позабыли клевать свои крошки. Рты поразевали зеваки. Извелись в подворотнях от лая собаки. Никогда не видали на Проточной трамвая. Да ведь в Новый год чего не бывает!

СОБАЧИЙ МОРОЗ

Сорок дворов на Проточной, в каждом дворе дворняжка. Есть хозяин у каждой дворняги. А у Заплатки хозяина нет, у бедняги. Бросил камень мальчишка Никишка:

— Заплатка, принеси!

Заплатка кинулся за камнем, а Никишка в него другим запустил. Завизжал Заплатка. Забился в сарай. Зовет его Тайка:

— Заплатка, вылезай!

Не отзывается Заплатка. Ругает Никишку бабка:

— Что ты натворил? Зачем собаку обидел? Вот придет Собачий Мороз — белого свету не взвидим!

Только сказала про Собачий Мороз, как на мосту показался обоз. Лошади затопали, заскрипели сани, возчики верхонками захлопали, защелкали кнутами. Бегут за обозом мальчишки, пыхтит сзади всех Никишка.

У первого возчика тулуп в опилках.

— Что везешь, возчик?

— Дрова с лесопилки, березовые чурки, сосновые кругляши.

— К нам сворачивай, возчик!

А возчик сворачивать не спешит:

— Там у вас не Никишка ли сзади?

— Он самый, точно.

Дернул возчик вожжи и свернул с Проточной. Второй возчик сидит на мешке, тулуп у него весь в муке.

— Что везешь, возчик?

— Горячие калачи.

— К нам поворачивай, пока горячи.

— К вам не поеду, у вас здесь Заплатку обидели.

Махнул возчик кнутом, только его и видели. У третьего возчика тулуп покрыт куржаком, рукавицы собачьи за кушаком.

— Возчик, возчик, что привез?

— Узнаете скоро. Я Собачий Мороз.

Разъезжает Собачий Мороз по Проточной. Не спит, не дремлет ни днем ни ночью. Хлопнет Собачий Мороз в рукавицы — на лету замерзают воробьи и синицы. Проскрипит под окном сапогами — хлеб на столе превращается в камень. Коня полоснет кнутом — погаснет печь, войдет стужа в дом. Сидит Никишка дома, страшно ему, жутко: не спастись от стужи и под полушубком. Каменной горбушки не угрызть зубами. То плачет Никишкина бабка, то Никишку ругает. Поплелся он из дому.

Пусто на улице, все вымерло. Одна Тайка ходит и что-то поднимает.

— Ты что, Тайка, делаешь?

— Собираю камни.

— Для чего тебе они?

— Чтоб в Заплатку не кидали.

Камни в землю вмерзли. Отогревает их Тайка руками, не заметила, как варежки потеряла. Руки замерзли, стали как ледышки.

— Не стой, камни таскай, — говорит Тайка Никишке. — Унеси их отсюда, чтобы на глаза никому не попали.

— Куда я их дену?

— Свали в сарае.

Пришла Никишкина бабка в сарай за дровами. В темноте наткнулась на какую-то груду. Всплеснула руками бабка:

— И как я забыла про уголь!

Не увидела сослепу, что это камни, бросила в печку. Как вспыхнут камни пламенем! Загудело в печи так, что любо-дорого. Радуется бабка:

— Вот это уголь!

Ходит Собачий Мороз под окном, щелкает кнутом, скрипит сапогами. Трещит, гудит печка, не гаснет в ней пламя. Час, другой проходит — не прогорает печка. Жалуется бабка: дышать в доме нечем. Растворила настежь дверь — с крыши закапала капель. Потянуло снегом талым.

Высыпал на улицу и старый и малый. А Собачий Мороз тепла не снес, спасается бегством, хлещет коня, а конь ни с места. Словно застыл. Из саней вывалился Собачий Мороз, по улице затрусил. Споткнулся, упал, потерял шапку. Заругался по-собачьи и превратился в шавку. Повыскакивали из подворотен дворовые псы:

— А ну-ка, злая шавка, ноги уноси!

Как шавку прогнали, так весь снег и растаял. Рады все, не рада только Тайка. Не все собрала она камни. Вон сколько их: и большие, и маленькие, и корявые, и гладенькие. Все камни не соберешь. А вдруг снова придет Собачий Мороз?

СИНЯЯ ЧАШКА

До чего же были хороши игрушки на рождественской елке! Домики, усыпанные снегом из блесток, замки с башнями, нарядная детвора, волшебники и феи…

— Но это еще не все, — сказала Ане мама. — В полночь на самой верхушке, под Рождественской Звездой, появится колыбель с Младенцем Христом. Тогда на всех елочных домишках зажгутся огоньки и весь елочный народ поспешит к колыбели с подарками.

— Вот бы это все произошло не на елке, а на самом деле, тогда я пошла бы вместе со всеми, — пожелала Аня.

Слова эти услышала елочная фея и незаметно от мамы кивнула Ане. А мама принесла чашку молока и велела ложиться спать:

— До полуночи еще далеко, — сказала она.

Но как только мама вышла, Аня тотчас же встала и подошла к елке. Фея ждала ее.

— Сейчас, — шепнула фея, — вот только клубок размотаю…

Клубок золотой елочной канители был весь перепутан, и, словно нити в нем, спутались в голове у феи все волшебные слова. Конечно, она сказала совсем что-то не то, потому что Аня стала вдруг совсем маленькой, точно игрушечной, и, как была с чашкой молока в руках, оказалась на елке. Посмотрела вниз: до полу далеко. Поболтала ногами и чуть не упала: тонкая золотая нитка держала ее на ветке. Аня сделала шаг, нитка стала разматываться, становясь все длиннее. Аня обрадовалась:

— И вовсе не плохо, что я здесь очутилась! Потихоньку, потихоньку и доберусь до вершины. Только какой же подарок я принесу к колыбели Младенца Христа? Здесь, кроме синей чашки с молоком, у меня ничего нет. Подарю ее…

И Аня стала подниматься вверх.

Вдруг из-за ели вышли двое: один в красном плаще и шляпе, другой во всем черном. Один с ружьем, другой с саблей. Это были разбойники. Первого звали Красный Перец. А второй был Перец Черный. Щеки Черного до глаз заросли черной щетиной, лицо Красного Перца полыхало румянцем и лоснилось.

— Что ты несешь? — спросили они.

— Чашку с молоком, — вежливо ответила Аня.

Разбойники приотстали. Красный Перец скривился:

— Терпеть не могу молока…

— И ты девчонке поверил? — усмехнулся Черный Перец. — Посмотри, как она бережно чашку держит. Провалиться мне на этом месте — в чашке бриллиант!

— Бриллиант! — подпрыгнул Красный. — Тогда нужно отнять чашку, и я знаю, как. Я стреляю из ружья. Пиф-паф! Девчонка пугается, роняет чашку — бриллиант наш!

Аня шла, осторожно ступая, золотая нитка разматывалась и в такт Аниной песне тихонько звенела:

На нитке золотой,

На тонкой канители,

С чашкой, полной молока,

Держусь я еле-еле.

Но слово я даю:

Ни капли не пролью…

Пиф-Паф! — раскатился выстрел, да такой сильный, что Красный Перец с перепугу выронил ружье. Стало тихо-тихо. И в этой тишине прозвенело:

Но слово я даю:

Ни капли не пролью,

Не расплещу

И чашки синей

Из рук не выпущу…

Красный Перец совсем растерялся:

— Ты что, не испугалась? — выскочил он из кустов.

— Испугалась.

— А почему чашку не выронила?

— Потому что, о чем поешь, надо выполнить.

Красный Перец оправдывался:

— Ну, маху дали… все равно свое возьмем. Не напугали, так обманем.

Он достал из заплечного мешка два пастушьих плаща.

Разбойники переоделись и вышли к Ане.

— Мы добрые пастухи, пасем телят, все тропинки здесь знаем. Одна ты заблудишься, иди за нами, — сказал Красный перец.

А Черный про себя добавил:

— Мы поведем тебя туда, куда Макар телят не гонял…

Но этого Аня не слыхала и пошла за пастухами. Они вышли к Муравьиному замку. К замку был перекинут мост. Под мостом был ров. А во рву полным-полно муравьев. Они сторожили замок. Разбойники, конечно, сразу убежали. А муравьи накинулись на Аню и стали ее кусать и жалить.

Стряхнуть она их не могла — руки заняты. Синюю чашку, которая до краев была наполнена молоком, Аня боялась поставить. А песенка ее звучала теперь совсем жалобно:

Какие злые стражи

В замке Муравейном!

Зубы их и жала

Терплю я еле-еле!

Но слово я даю:

Что в чашке — не пролью,

Не расплещу

И чашки синей

Из рук не выпущу…

— Кто здесь? — прогремел голос.

Из дверей замка вышел муравей, да такой огромный, каких никто никогда не видел. Он был в мантии и короне. Это был Муравьиный царь. Глаза его, большие и темные, сверху вниз смотрели на Аню.

— Я иду к вершине ели. В полночь под Рождественской Звездой там появится колыбель с Младенцем Христом. Все поспешат к ней с дарами. И я несу свой — молоко в синей чашке.

Аня перевела дыхание. Муравьиный царь дал знак, и стражники-муравьи, точно горох, посыпались в ров. Темные глаза Муравьиного царя смотрели в упор:

— О какой звезде ты говоришь? О какой вершине? Башня моего замка — вот вершина. И никаких звезд над ней не было и нет.

Аня перед Муравьиным царем была точно песчинка перед скалой. Но вот что она сказала в ответ:

— Вы, муравьи, глаз не отрываете от земли. Поднимите, царь, голову к небу…

Голос царя прогремел, словно гром. Глаза вспыхнули гневом:

— Если того, о чем ты говоришь, нет, я велю сбросить тебя в ров к муравьям!

Ане стало страшно. Задрожала в руках синяя чашка. Лишь бы не расплескать! Стал поднимать голову Муравьиный царь. Поднимал долго, вверх он глядеть не привык: всю жизнь он на все и на всех смотрел сверху вниз.

Вдруг упала со стуком тяжелая корона… Муравьиный царь не спешил ее поднимать:

— Звезда! Там горит звезда! Как она сияет!

— Я могу идти? — спросила Аня.

Муравьиный царь хлопнул в ладоши, и влетела карета. Ее везли муравьиные кони. Впереди — муравьиный кучер в ливрее.

— Садись скорее!

Помчалась карета, ударил в лицо хвойный ветер, замелькали елочные домишки. И вдруг — дворец. Кучер одернул ливрею. Из окна махнула фея:

— Зайди! Я как раз раздаю игрушки!

Аня не удержалась.

— Я на минуточку!

Фея открывала коробки. Дети толпились около. Игрушки у них в руках оживали. Куклы пели и танцевали, киты пускали фонтаны, корабли, подняв паруса, отплывали в дальние страны.

— Что тебе подарить? — спросила Фея. — Куклу? Выбирай. Но ты должна взять куклу своими руками. Иначе она не оживет и танцевать не станет. Такой уговор у фей и детей.

Не отрывая глаз от куклы, Аня прошептала:

— У меня руки заняты. Я не могу чашку поставить: вдруг пролью? Я ее полной принести обещала…

— Что ж, — вздохнула Фея. — Такой уж, видно, уговор у людей: или ты даришь, или дарят тебе.

Аня попрощалась и убежала. А разбойники в это время глядели в окно, прижавшись к стеклу носами.

— Эх! Ничего не взяла! — зашептал Красный Перец.

— Я-то думал: поставит чашку, мы тут как тут, и сокровище наше.

Черный Перец затопал ногами:

— Хватит! Слыхали! Провалиться мне на этом месте — теперь сам я буду действовать!

Он выхватил саблю. Вжж-жик! Сабля рассекла золотую нить, что держала на елке Аню.

Прозвенела нить тонко, печально. Аня стремглав полетела вниз. Упала на пол синяя чашка…

Две руки в красных и две руки в черных перчатках потянулись к ней: «Наша!»

Но двенадцать раз пробили часы, слетел с вершины ели Ангел и прикрыл чашку белыми крыльями. Она была цела и до края полна молоком. Разбойники отступили в елочную тень. Ангел взлетел с синей чашкой вверх.

Там, под звездою, тихо покачивалась колыбель. В колыбели лежал Младенец. Он с улыбкой смотрел на Аню. От лица его шло такое сияние, что в комнате стало светло, точно днем.

И разбойников, что прятались под пастушьими плащами, все увидели. Аня подошла к елке. Фея кивнула Ане:

— Вот ты опять стала большая. И руки у тебя свободны.

Выбирай, что душе угодно!

— Хочу стать на минутку феей, — сказала Аня, поспешив к разбойникам. — Просите прощения!

— Вот еще! Я не умею! — Черный Перец стал еще чернее. Красный Перец еще больше покраснел:

— Я знал, да забыл, как это делается.

— Повторяйте за мной оба, — строго сказала Аня. — Я больше не буду разбойничать!

— Буду! Провалиться мне на этом месте! — закричал Черный Перец и провалился вместе с плащом, саблей и сапогами. И больше его никогда не видели.

Красный же Перец взмолился:

— Не буду! Я обещаю! Разрешите только в последний раз из ружья выстрелить!

Пиф-паф! Вылетел из ружья разноцветный фейерверк.

Все так и должно быть. Ничего на этот раз не перепутала Фея.

Это сборник замечательных, добрых сказок, в которых вы встретитесь с разными героями: кошкой Василисой, мышкой Прокопьевной, лесным старичком Моховым, мышонком Сухариком, печными домовыми и другими забавными героями.

ДЕД ПОЛЕШКО

В теньке, в холодке, у сарая все лето стояла поленница. За дождливую осень, за долгую зиму вышли дрова. Всего одно полешко у сарая лежит. А на полешке кто-то сидит: сам ростом с полешко, а рубашка как береста у березы, лицо будто топором вырублено, а доброе.

— Ты кто?

— Дед Полешко.

— А где ты живешь?

— В поленнице жил, а теперь вот без дома остался.

— А что ты в поленнице делал?

— Делал, что просят. Столярничал, плотничал. Сейчас вот дугу гну для лошади.

Смотрит Пашутка: а дуга-то с ведерную дужку. И всё у деда Полешки маленькое: и топор, и рубанок, и молоток. Расписал дед Полешко дугу лесными цветами, колокольчиками да жарками, и поставил сушить.

Просит Пашутка:

— Дай мне, дед Полешко, твой топор.

— Тебе для чего?

— В лес пойду, дров нарублю, сложу для тебя новый дом.

— Что ж, бери…

Взял Пашутка топор и отправился в лес. Подошел к молодой рябине. Пропела рябина рябиновым голосом:

— Я рябина — молода, первый раз нынче цвела. В рябиновых бусах не накрасовалась. С дроздами-рябиновиками песен не напелась. На месяц и звезды не нагляделась… Что ж ты так рано пришел?

Услышал Пашутка, что пела рябина, и отошел. Подошел к березе. Качает береза ветками, в гнездах птенцов укачивает.

— Тише, Пашутка, здесь не ходи, в гнездах птенцов не буди.

Отошел Пашутка на цыпочках, подошел к старой ели.

Проскрипела ель:

— Я хоть и стара, да всем нужна. В дупле у меня белка с бельчатами. Между корней бурундуки с бурундучатами. Ты, Пашутка, во мшарник иди. Там бурей сосну повалило. Большая сосна, на поленницу хватит.

Пришел Пашутка во мшарник, видит — сосна повалена. Сколько он к ней ни подступался — не берет сосну топор. Сел Пашутка на мох, пот вытирает. Вдруг как из-под земли — лесные мужички-бурундучки. В шапках, рукавицах, за поясами — топоры. Как навалились все разом! Пилы — вжик да вжик, топоры — тюк да тюк. Гору дров мужички нарубили.

Потом один посвистел: «Карий! Карий!» Прибежал коняшка в оглобельной упряжке. Дуга с ведерную дужку, колокольчиками да жарками расписана. Издалека видно — работа Полешкина.

Сбросали лесные мужички-бурундучки дрова на телегу и сами уселись. Пашутка домой побежал. Широко перед Карим ворота открыл. Въехал Карий во двор. Мужички-бурундучки дрова сбросали, стали поленницу складывать. Красиво сложили — полешко к полешку. Под каждое полешко положили по орешку.

Будет дед Полешко в поленнице зимовать. Будет всю зиму орешки щелкать.

ТУЕСОК — ЗОЛОТОЙ ПОЯСОК

Сделал дед Полешко из бересты туесок. По туеску протянул золотой поясок.

— Дедушка Полешко, для чего тебе поясок?

— Для того, чтобы знать, сколько ягод в туесок насыпать. Насыпай туесок по поясок. Выше не сыпь. Запомнил?

Пошел Пашутка с туеском за брусникой. На Вороньей горе она рано поспела. Много брусники, хоть граблями греби. Обидно уходить с неполным туеском. Просит Пашутка туесок:

— Туесок, туесок, подними поясок.

Послушался Пашутку туесок — у самого краешка уже золотой поясок. Насыпал Пашутка брусники по краешки, стал спускаться с горы, а навстречу медведь:

— Здорово, с туеском золотым пояском, что брал?

— Бруснику.

— Меня, старика, угости-ка.

Запустил медведь лапу в туесок, угостился. Лапу облизал и у самой тропы спать завалился. Пашутке обидно: брал бруснику, брал, а медведь всю отобрал.

Поднялся опять Пашутка к брусничнику, не стал смотреть на поясок — с верхом набрал туесок. По тропе спускаться не стал. У тропы медведь спит. Вдруг опять пристанет: угости да угости…

Свернул Пашутка в темный ельник. В ельнике белка рыжая скачет. И все вокруг Пашутки, все около. Дразнит белка Пашутку, цокает.

— Ц-ц-ц! Гляди-ка, гляди-ка: туесок с верхом насыпан, а ведь по краю протянут золотой поясок. Жадине достался туесок!

Рассердился Пашутка: «Дался вам этот поясок! Лучше б его и не было вовсе!» Только сказал, золотой поясок в траву и упал. Перешагнул через него Пашутка и домой зашагал.

Шел-шел, пить захотел, стал воду искать. Ни ручейка, ни бочажка не видать. Вдруг слышит — по кочкам телега гремит. На телеге — бочка. На бочке дрозд сидит. Воду везет. На весь ельник поет:

Дрозд-водовоз воды вам привез.

Воду вез издалека, С Мохового родника,
Из-под камешка сырого,
Из-под смородного куста.
Будете пить — дрозда хвалить.

Окружили дрозда птицы: славки, иволги, синицы. Дрозд из бочки ковшом зачерпнул. Пашутке ковш протянул:

— Дрозд-водовоз никого не обнес.

Пашутка напился воды, ковш отдал. И вдруг спохватился:

— Подожди-ка, дрозд, подожди-ка.

И насыпал дрозду полный ковшик брусники.

Веселей, легче стало идти. Да только вот сбился Пашутка с пути. Как сбился, и сам не заметил. Вдруг видит: впереди в кедраче что-то светит. Горит костерок. Над костерком — таганок. На таганке — котелок. А вокруг костра лесные мужички-бурундучки. Они сразу Пашутку узнали, к костру пригласили, похлебки налили.

Сами заняты делом: шишки кедровые шелушат. В горячей золе орехи калят. Стали орехи в мешок ссыпать, свистеть, Карего звать. Прибежал коняшка в оглобельной упряжке. Мужички мешки на телегу сгрузили, сами уселись и Пашутку пригласили.

Бойко бежит коняшка в оглобельной упряжке. Мужички-бурундучки орешки щелкают, Пашутке в карманы и в шапку насыпают. Подставил Пашутка свой туесок.

— И вы, мужички, угощайтесь, не стесняйтесь.

До деревни доехали, спрыгнул Пашутка с телеги. А Карий Пашутку за рукав теребит:

— Ты обронил поясок?

Вот Пашутка удивился!

— Золотой поясок, ты как здесь очутился? Я ведь тебя в ельнике оставил. Ты в траве лежал…

Отвечает поясок:

— А я следом бежал. По кочкам тряским, по болотам вязким, по сыпучим пескам. Нельзя быть туеску без золотого пояска.

Прибежал Пашутка домой и сразу к поленнице:

— Дед Полешко, я за брусникой ходил. Приладь золотой поясок там, где был.

Опоясал дед Полешко туесок. А брусники в туеске как раз по поясок.